Русская деревня: сегодня и вчера. Два портрета изнутри. 14 04 2019

Предисловие.

Сейчас нужно создавать заводы по производству сельских поселений нового типа, из горожан, желающих вернуться назад… #поравалитьвдеревню  первый такой завод в России… что получится, время покажет… 

Русская деревня: сегодня и вчера. 

Два портрета изнутри…

Вот читаю статьи “про деревню..” и вижу: вид снаружи, он другой, совсем другой.. В деревне своя потаенная жизнь, её городским взглядом и не увидишь… горожанин, хороший и честный, белый и пушистый развращен городским комфортом и смотрит на деревню, как на убогое место без дороги, без душа и теплого туалета, смотрит и ужахается, и это свой ужас и переносит в текст, жалеет он деревню… а она живет своей жизнью..

……

Из моей родной деревни Бутьково, Озерского района, Московской области, вид на умершую советскую деревню совсем другой, чем у городского корреспондента. Поскольку советская деревня начала разбегаться в начале 60гг прошлого века, когда начали отдавать паспорта крепостным советским совхозникам, и начали в совхозах платить живые деньги, и их можно было сравнить с городскими, это сравнение и привело к бегству: молодые девушки пошли в пед и медучилища, а парни рванули в ПТУ и на “шофера”….

Это первый ракурс. О чем он говорит: сегодняшние остатки советской деревни привыкли, что они ты тылы запасной аэродром, горожан, внуков и уже правнуков, своих горожан.

Следствие первое: оставшиеся бабки дедки никакой трагедии не видят: привыкли к ситуации, она уже устаканилась и нормализовалась, стабилизировалась.

Пик развала совхозно советского строя пришелся на 90гг, поскольку остатки совхозников, а они сохранились в виде спившихся трактористов, они потеряли работу, начали разворовывать брошенный основные фонды: коровники, телятники, конюшни….

Так был построен мой сегодняшний дом: на волне городских сумасшедших продаж мне удалось заработать полтора миллиона рублей: это была цена хорошего мебельного гарнитура и … комплекта дома, из Вологодской области, конструкция дома фантастическая, но это отдельная тема, и еще остались деньги… вот эти деньги я принес моим деревенским друзьям и честно сказал: это все что есть, мне нужно построить дом, поскольку дома у меня в родной деревне не было, а семья и дети были, а жить было не на что, нужно выживать, зарплата старшего преподавателя на кафедре биофизики ветакадемии была ниже пенсии моей тёщи: и нужно сажать огород, крутить банки с огурцами, выращивать картошку… тогда так жила вся страна…

Народ репу почесал и началась народная стройка: появилась машина с прицепом для электросварки, машина приезжала на брошенный коровник и отрезались сваркой трубы железные.. из них верили калитки, ворота, столбы, так ставили забор… когда деньги все кончились, коробочка дома без фронтонов в мансарде, без пола и потолка, без инженерки, свет вода…без терраски, все было готово за одно лето … остальное я сам достраивал 25 лет…

сегодня почти все, кто остался в деревне мужского полу, или умерли от водки или повесились… их более десятка, еще не старых мужиков…

Так в 90гг умерла деревня… каждый год кого то хоронили… погиб в автомобильной аварии, по пьяни… замерз зимой в снегу, повесился… к концу 2010х смерти прекратились…

На самом деле я немного лукавлю: да, верно, большинство моих деревенских друзей детства умерли не своей смертью .. те, кто сейчас выжили живут на два дома: основной в г. Озеры, наш райцентр, а родовой дом с садом огородом тут, в деревне. И это большое подспорье при маленькой зарплате… зимуют: 5-7 стариков, летом приезжают внуки, есть один фермер, новый, держит индоуток.. одна городская семья пенсионеров, живут на два пенсии, хватает, рады, что свалили из города.. ну и первую зиму провел тут и я…

Какой вид изнутри:

Никто не бедствует и не страдает, страдают и бедствуют горожане у них на это есть все основания: жить в вонючем и грохочущем городе: Боже упаси нас от такой напасти… это у нас в деревне понимают все, город, это смерть, могила… возвращаясь из Москвы, ездили на пару дней по нужде.. разговор один, не понимаю, как там люди живут на этой помойке… я приехала вся больная и разбитая..

В деревне все эти души, теплые туалеты, не проблема: кому они нужны их ставят легко…

То есть ситуация с моей деревней стабилизировалась: все кому надо умерли от водки, не от простуды.. все кто выжил не бедствуют, истерики по поводу ситуации не закатывают… просто живут, нянчат внуков, копают огород, регулярно умирают от старости в 70-80-90 лет, дети рожают внуков… жизнь продолжается…

А вот зарисовка из живой советской деревни, очень и очень сильная зарисовка… так было….

«Детство золотое»

https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=1060070604180585&id=100005329659499

Ирина Трапезникова, библиотечный работник:

Всем классом – в совхоз!

Мама учителем была, отец – лесоруб. Жили мы в лесопункте в Архангельской области. Мама была очень правильная и смиренная. А папа – это космос.

Во-первых, он виртуозно играл на гармошке. Научился играть рано. В десять лет его уже начали таскать по игрушкам. Бывало девки пойдут за реку на беседу, мостов не было, переходили вброд, его на плечи садят. Придут на гулянку, он поиграет, ему пива поднесут, или стопку.

И так, к шестнадцати годам уже с вина горел. Как мама за него замуж вышла – уму непостижимо? Бабушка ее отговаривала, но не смогла убедить. Любовь. И этакая-то смиренная и покорная – у нас сильны были старообрядческие традиции, по которым муж для жены и царь и бог, и воинский начальник – вышла за хулигана. Помотала слез на кулак…

«Хулиган мальчишка я,

Не любят девушки меня,

А любят только вдовушки,

Отчаянны головушки…»

Или так еще частушка:

«Карие глазеночки

Стояли у казеночки.

А ты не стоишь, хулиган,

Молоденькой девчоночки…»

Умер он рано, в 53 года. А мама в 70 ушла. Говорила, если бы отец так рано не собрался, так и ей бы не прожить столько было. Много было надо нервов и сил душевных на жизнь с таким атаманом.

А детей папа любил. Особенно меня. И вообще я была четвертым ребенком в семье. Меня все оберегали. Родни было полно. И мне казалось, что все люди братья, одна большая семья.

Я вступила в школе в комсомол, и скоро меня выбрали секретарем комсомольской организации школы. Я пришла домой в слезах:

-Мама! Меня секретарем выбрали. Я хочу отказаться.

Но я не нашла у мамы поддержки.

-Раз выбрали, то тебе доверяют, верят в тебя. Ты не можешь обмануть их ожиданий.

В десятом классе нас стали агитировать пойти всем классом в совхоз. Был такой лозунг «Животноводство – ударный фронт молодежи». Тогда кадров на молочных фермах стало не хватать. Хотя мы жили в лесном поселке, все равно нас стали агитировать идти работать в сельское хозяйство.

И мы на комсомольском собрании приняли решение идти всем классом в совхоз, на ферму. Но мы и представления не имели об этой работе. Коровы в нашей семье не было. В деревне у бабушки была, но она строжила меня, даже в хлев не пускала. У неё с коровой были особые отношения.

К нам в школу приехала зоотехник из совхоза, повесили на доске плакаты с изображением коров, и она стала рассказывать о нашей будущей работе.

Пока мы готовились к походу в животноводство, родители многих девчонок обзавелись справками или медицинскими показаниями, по которым им нельзя было работать в животноводстве. И они уехали поступать на учебу в города. А мы, самые – самые отличницы остались. Моя подружка Люсенька теперь Прибыткова, закончила школу с золотой медалью, у меня всего две четверки было, Ира Трапезникова, моя тезка, две Надюшки Лапины из Уфтюги…

Оборудовали нам общежитие в жилом доме, за стенкой жила семья ветврача Горулевой, дали подъёмные, на которые мы что-то купили в совхозном магазине. Я, например, купила из любви к красоте огромную цветастую павловопосадскую шерстяную шаль. Зачем она мне, до сих пор не знаю, но храню, наверное, ее уже моль проела.

Поставили нас подменными доярками на разные дворы. И начались трудовые будни. В четыре утра гремит будильник. А мы еще недавно пришли с танцев из клуба. Минутку бы еще поспать, еще минуту…

В стенку ветврач стучит:

-Девчонки! Вы проспали.

Мы с закрытыми глазами натягиваем шаровары, фуфайки, валенки с калошами и бежим в потемках на двор. Падаем, плачем:

-Проспали!

Движок вакуумный уже стучит, настоящие доярки уже работают, доят коров… Надо и нам поспевать, пока не отключили мотор. У меня было тридцать коров. Нужно накормить, подмыть вымя, подоить, процедить молоко, выполоскать марли, посуду вымыть… И вот тогда можно присесть…

Потом нужно мороженый силос с телеги разгрузить, комбикорма запарить… Потом нужно с коровами поговорить, телят проведать… У каждой коровы свой характер и норов. Помню даже имена коров.

Была такая корова по кличке Мелодия. Настоящая коза. Присоединишь доильный аппарат, только отойдешь от нее, глядишь, она медленно поднимает ногу, зацепляет копытом стакан и сдергивает аппарат…

Ночью прибегает сторож, колотится в двери:

-Трапезникова! У тебя корова телится. Вставай, отел принимай.

Бежишь на ферму сломя голову. Принимаешь вместе со сторожем новую жизнь. Веревкой за копытца и тянешь, смотришь, чтобы не зашибся…

Помню даже, как звали телят. Был у меня любимчик Валера. Я его кормила молоком. У него аппетит отменный был, рос не по дням, а по часам. Я иду, а он вперед всех радуется. Вылижет твои руки. Потом доярки говорят:

-Ты своего Валеру закормила. Разбавляй молоко-то в пойле. А то зарплаты недосчитаешься. Вам ведь с молока платят. Сколько надоишь, столько и получишь… И любовь твоя к телятам ни к чему. Все равно их на мясокомбинат отправят.

Я потом всю подушку ночью проплакала. На моей группе еще стоял бык Лютик. Он был таких огромных размеров, что мне казалось, что голова его была не меньше окна. Мне нужно было кормить его, убирать навоз от него на транспортер… Я его очень боялась. У него было в носу железное кольцо, потянув которое, ты сделаешь его сразу покорным. Но ревел он так страшно, что, казалось поднималась крыша.

Лютик был мужем для всех наших коров. Опытные доярки кричат мне:

– Ира! Ты куда глядишь, у тебя корова загуляла!

– Как загуляла? Вот она на привязи стоит…

– Глупая!. Бери Лютика и веди ее крыть…

-Я не умею.

-Лютик умеет…

День рождения мой праздновали на ферме. Там праздновали все события. На запарнике раскладывали вареную картошку, огурцы, селедку… Я до той поры спиртного не пробовала. А тут доярки приступились: пей, пей! И я выпила стопку, вторую… Помню, пришла к Лютику, плохо мне, жалуюсь ему и плачу…

Это было самое счастливое время моей жизни. Когда беременной потом ходила и вот когда работала на ферме. Не знаю почему. Наверное, потому, что были молоды.

Этот год был сплошным праздником. Прибежишь с фермы, нужно что-то сварить. Жареная картошка с капустой и сало, которое присылали родители. Через два месяца я поправилась с 55 килограммов до 63. Правда, этот вес скоро обратно слетел.

Около нашего общежития снегу не было. Его ребята на мотоциклах уминали. Братья мои ездили проведывать меня за 10 километров, Ирину вторую – за двадцать пять. Местных ребят мы не пускали к себе. Некоторые в деревне считали наше общежитие местом недостойным и смотрели на нас косо. А мы были неприступны. Постучит какой парень:

-Можно к вам?

-Нет.

-А чего?

-А ничего…

И двери закрываем. Правда, пускали Колю Горулева, потому что сосед и друг моего брата Сережи. Коля такой круглолицый был, кудри черные, крупные. Добрый, шебутной. Поставит на стол бутылку вина.

-Давайте выпьем!

-Нет, Коля! Мы не пьем. Пей, хочешь так один.

Он выпьет стакан.

-Ну, девки, я пошел.

-Куда, Коля?

-Жениться.

-Так куда ты ходишь жениться? Вон женись на нашей киномеханице Гале. Девушка хорошая, скромная.

Потом слышим, Коля на киномеханице женится.

Всех ребят в армию провожали. Придут к нам:

-Такой-то в армию уходит, приходите на проводы. Зовет.

-А мы его не знаем.

-Все равно приходите.

Один раз за двадцать пять километров на проводы ходили. В восемь дойку закончили и по распутице – на проводы. Пришли, а там уже все расходятся, мы чаю попили и обратно. Только-только на дойку поспели. Всю дорогу смеялись…

Больше чем тогда, работая на ферме, я никогда в жизни не смеялась.

Мы и над школой успевали шефствовать, и культурно-просветительской работой занимались. Как-то я просила у учительницы литературы книжку о Есенине, чтобы провести на ферме лекцию о жизни и поэзии Есенина.

-Нет, – сказала она. – В той книге много личного, не надо. – Ты лучше почитай им стихи.

Вот так в глубинке заботились о морально-нравственном климате.

А на танцах… Ждешь, когда тебя пригласят на танец. Вот, наконец, кто-то насмелится. А у нас такие ребята, молча умрут, а не признаются, если какая девчонка нравится. Танцуем, а он вдруг и говорит:

– Знаешь, Ира! Я так маму твою люблю!

-Чего?

– Она самая лучшая учительница у нас…

Золотое времечко! Ничего не боялись, ни работы, ни дорог! Вчетвером на «Иже» без коляски. А вы не пробовали?